Lost structure

Home > Historical > Lost structure > Page 80
Lost structure Page 80

by Umberto Eco


  структурализма, ибо, как только структурный дискурс доводится до логического конца, Другой, тот самый, которого хотели изловить, ускользает окончательно, оборачиваясь Различием и

  Отсутствием, а признав Различие и Отсутствие, мы тем самым признаем, что никакое струк-

  турирование дальше невозможно. Проведя последовательную дедукцию собственных оснований, онтологический структурализм испус-

  163 Ibidem, pag . 175-180

  164 См. Vattimo, Essere, stona e linguaggio in Heideghger, cit., pag . 159, особенно V 2

  347

  кает дух, и рождается чистая онтология без каких-либо признаков структурализма.

  VII. Отмена структурализма (Деррида и Фуко)

  VII.1.

  A теперь пора посмотреть, к чему мы пришли. Всякий, кто размышлял о судьбах структурализма в

  философском плане, или соглашался с идеей неистощимой производительности бытия, представ-

  ленного разнообразными выявляющими его дискурсами, но несводимого к их законам, или же

  описывал эпохальные события, в которых проявляется бытие, показывая способы их

  структурирования и прекрасно понимая, что вводимые в оборот структуры являют собой лишь

  проявления бытия, но не его основу.

  По-видимому, оба эти философских подхода были представлены двумя разрушителями

  послелакановского французского структурализма — Деррида и Фуко.

  У Деррида упомянутая выше оппозиция между формой и силой, между имеющей

  пространственное выражение структуры и энергией, которую излучает произведение, выливается

  в противопоставление Апполона Дионису, противопоставление, находящейся вне истории, как

  лежащее в основе всякой возможности истории, составляющее саму структуру историчности. Оно

  — источник развития, потому что оно есть Различение в принципе, непрестанный "сброс", та же

  béance. И в этом противопоставлении отношение Диониса к определяющей его структуре — это

  отношение смертельного поединка 165.

  VII.2.

  Вот некоторые впечатляющие страницы (все же, скорее, упражнения в высоком стиле, а не в

  герменевтической прозорливости и метафизической чуткости), на которых Деррида использует

  как метафору текст, написанный еще Фрейдом с совершенно определенными научно-

  позитивистскими целями. Фрейд старается объяснить записи памяти при помощи следов, сохраняемых некоторыми нейро-

  165 "Только те мысли чего-нибудь стоят, которые приходят в голову походя", — напоминает Деррида слова

  Ницше. — "Письмо — это некий исход вовне во имя прихода смысла, метафора-другого-как-другого-здесь, метафора как возможность другого-здесь, метафора как метафизика, в которой бытие принуждено скрыться, чтобы мог открыться другой... Ибо брат Другой вовсе не почивает в безмятежности, которая именуется

  интерсубъективностью, но усердствует на ниве взаимного вопрошания; он не купается в безмятежности

  ответов, сочетающих два утверждения законным браком, но призван к неусыпному ночному труду

  вопрошания в пустоте" (L'écriture et la différence, cit., pag. 49).

  348

  нами после испытанного возбуждения. И эти следы представляют собой некий Bahnung,

  "переход", "просеку", и еще раз шрам, разверстую рану, растяжение, béance, разлом (frattura), если

  возводить используемое Деррида французское frayage к латинскому причастию "проложенная"

  (fracta), относимому, скажем, к дороге. Тогда память "может быть представлена как разнообразие

  нейронных frayage". И тогда снова окажется, что ее качество обусловлено системой оппозиций и

  различий. На чем Деррида и основывает свое метафорическое прочтение Фрейда: памятный след

  есть чистое различие. "Психологическая жизнь это ни кристальная ясность смыслов, ни

  замутненная непроглядность силы, но различия в характере действия этих сил. Ницше это хорошо

  знал"166. И здесь, как и у Лакана, мы сталкиваемся со случаем онтологизация различия, носившего

  www.koob.ru

  поначалу чисто диалектический характер. И в этом смысле получается, что "различие это не некая

  сущность, при том что оно — не ничто, это не жизнь, если бытие понимается как усия, присутствие, сущность-существование, субстанция или субъект. Прежде чем определять бытие

  как присутствие, нужно понять, что жизнь — это первопроходство, и только тогда мы вправе

  сказать, что жизнь — это смерть, что повтор и позиция по ту сторону принципа удовольствия

  коренятся в том и сородственны тому самому, что они превосходят" 167. Сказать, что разница изна-

  чальна, значит сокрушить миф присутствия, с которым сражался и сам Хайдеггер, и настоять на

  том, что если что и изначально, так это сама не-изначальность 168 , это значит напомнить, что если

  что и конституируется, так это изначальный провал, нечт�
� отсутствующее, принесенное в жертву

  неопределенному желанию: "разница между принципом удовольствия и принципом реальности, например, это не только несходство, внешние различия, но изначальная укорененная в жизни

  способность уклонения, отличения (Aufschub), возможность всего того, что входит в хозяйство

  смерти" 169. Рожденный как нехватка, отверстая рана, с первых шагов уязвляемый желанием, которое никогда не будет удовлетворено, приговоренный скрывать его, окутывая символическими

  одеяниями, человек клеймен как оплошность, которая предрасполагает его к смерти и празднует

  смерть в каждом его жесте. И в этом смысле наш удел избегать даже бинарности, коль скоро она

  уходит корнями в ничто 170.

  166 Derrida, cit., pag. 299.

  167 Ibidem, pag. 302.

  168 Ibidem, pagg. 303-315.

  169 Ibidem,pag 295.

  170 Ibidem, pag. 339.

  349

  VII.3.

  У Деррида пышным цветом расцветает то, о чем с меньшей метафизической проницательностью и

  с большим уклоном в сторону психоанализа писал Ж. Б. Понталис, комментируя некоторые

  работы Лакана: фрейдовское открытие состоит в децентрации, оно не подменяет бывший центр, абсолютный субъект, становящийся чистым фантомом, и не пытается то, что предстает как

  обманчивое, подтвердить какой-то иной Реальностью; сознание растворено в процессе выработки

  смыслов, и смысл, вместо того чтобы навязывать себя как некая поддающаяся определению

  реальность, предстает перекличкой приходов и ухода, уверткой и ухмылкой... "Если

  непосредственный опыт сразу поставляет нам какие-то значения, то это еще ничего не говорит об

  их подоснове, не снабжает нас той сетью, в которую мы могли бы их поймать..." 171. Человек

  изначально угодил в неведомую ловушку, и курс психоанализа вовсе не предполагает

  восстановления "истинного" субъекта, он лишь показывает, "что истина не расположена в каком-

  то месте, ее нет ни у психоаналитика, ни у пациента, ее нет даже в их взаимоотношениях: у

  истины нет ни места, ни формулы 172. "Человек незрел вовсе не из-за природной ущербности, он —

  извечная недохватка, прирожденно перезрелый, и вот в этой-то витальной béance рождаются его

  желания, швыряющие его в историю, которая состоит из пустот, разрывов и конфликтов" 173.

  Таким образом, уроки Фрейда это уроки трагического, и оптимизм американского психоанализа, старающегося снова включить призрачное "я" в систему норм общественной жизни во имя его

  благосостояния, извращает самый дух фрейдовского учения, видящего в психоаналитической

  терапии воспитательную процедуру, которая помогает понять наше существование как бытие-к-

  смерти. И в этом смысле выводы, извлеченные из лакановского учения, совпадают с тем, что

  написано на тех страницах "Бытия и времени", где говорится о "предваряющем решении". Пси-

  хоанализ живет под знаком смерти.

  И если в дальнейшем в отличие от Хайдеггера для психоаналитика изначальная béance обретает

  все более физиологические очертания, то для наших выводов философского свойства это не имеет

  особенного значения.

  VII.4.

  Но самое важное как раз то, о чем Деррида в своем прочтении фрейдовского текста судит с

  безнадежной проницательностью: в тот миг, когда эта воплощенная незадача, субъект, замечает, что он

  171 J. В. Pontalis, Арrus Freud, Paris, 1965, pagg. 52-53

  www.koob.ru

  172 Ibidem, pagg. 75

  173 Ibidem, pag . 80.

  350

  вовлечен — пишет ли он, говорит ли — в игру намеков и умолчании, что он оплетен цепью

  символов, сознание этого не помогает ему выйти из игры. Мы уже знаем: никакого метаязыка

  Другого нет — и значит, не может быть никакого трансцендентального обоснования отношений

  субъекта с бытием, о котором он говорит. И у Фрейда его тоже нет, и это становится совершенно

  ясно (хотя он и строил свое исследование как ряд метафор, сквозь которые просвечивали смутные

  образы письма, сложных машин, ходьбы) из тех последних цитат из "Толкования сновидений"

  (Traumdeutung), приведенных Деррида: фрейдовские метафоры и метонимии, используемые им

  при описании нейронной структуры памяти, всегда означают пенис, коитус, влечение к матери.

  И это могло бы послужить предостережением тем, кто все еще воображает, что он занимается

  выявлением последних структур: повествуя о них, вы всегда повествуете о чем-то другом, и уж во

  всяком случае вам не удается их обосновать, потому что язык, с помощью которого вы

  намереваетесь это сделать, это тот самый язык, чью ложь и должны были разоблачить структуры.

  И тогда лучше понимаешь, что так раздражает критику феноменологического толка, и отчего она

  задает ликвидаторам структурализма вопросы, ко�
�орые последним кажутся лишенными смысла.

  Именно такая история и произошла с полемикой, развернувшейся вокруг книги Мишеля Фуко

  "Слова и вещи" 174.

  VII.5.

  Действительно, у Фуко нашумевшая и неверно истолкованная "смерть человека" совершенно

  очевидно предполагает отказ от трансцендентального обоснования субъекта и, следовательно, осо-

  знание того факта, что направления Гуссерль — Сартр, с одной стороны, и Ницше — Хайдеггер, с

  другой, совместимы только в узко определенном смысле. Но что любопытно, так это то, что

  (вопреки первоначальному впечатлению) сделав выбор в пользу направления Ницше —

  Хайдеггер, предполагающий ликвидацию структурализма, автор на протяжении всей книги только

  тем и занимается, что разрабатывает структурные решетки в разительном противоречии со своими

  публичными декларациями о непричастности структурализму.

  Задачи Фуко очевидны: начертить некую карту археологии гуманитарных знаний от их

  возрождения до наших дней, в которой он выявляет некие "исторические априори", эпистему той

  или иной эпохи, "конфигурации, лежащие в основе различных форм эмпиричес-

  174 Ср., например, критические замечания Эцио Меландри в "Lingua e Stile", II, l 351

  кого знания , то. что делает возможным формирование знании и теории...175.

 

‹ Prev